- Ну почему, я не предлагаю тебе ЗАБЫТЬ все, что было, - улыбнулся Эталдет, вполне удовлетворенный и видом собеседника, и его тоном, и поведением. Разговаривать согласился вон без выкрутасов. Неужели и правда за ум взялся?! Ну ведь может же, когда захочет! Что и требовалось, собственно, доказать. - Напротив, я думаю, что ты и сам уже понял это, но все, что происходило на протяжении всего этого времени, происходило именно потому, что мне показалось, что тебе это нужно. Я лишь хотел помочь тебе, не больше и не меньше. Я понимаю, что там, в Амане, у вас все было по-другому. Я был там, хотя и очень давно. И здесь, продолжая мыслить валинорскими категориями, ты мог оценивать ситуацию не вполне корректно. И воспользоваться заведомым неведением было бы не вполне честно, как мне кажется.
Ты, вероятно, ожидал, что тебя будут обманывать, угрожать, принуждать и шантажировать. И при том даже близко не представлял себе, КАК именно все это может происходить в реальности, потому что никогда ничего подобного не видел. Ты и сейчас всего этого еще не видел, - усмехнулся темный, - и, конечно, можешь продолжать спорить, если захочешь. Но поверь мне, ЕСТЬ способы добиться очень и очень многого. Они вполне реальны. Они очень эффективны и достаточно неплохо работают.
У каждого, попавшего сюда, есть только два выхода, - майа резко поднялся на ноги и принялся ходить по комнате вдоль стола мимо по-прежнему открытой двери. - Только два - покориться или умереть. Но их мы сейчас обсуждать не будем, потому что их было два ровно до того момента, когда здесь оказались вы - ты и твой отец. Для вас предложение, естественно, будет иным. Потому что тот, кто бросил вызов Стихиям (Эталдет, конечно, блефовал, но блефовал уверенно, ибо безо всяких оснований, но он лично был почему-то совершенно уверен, что Валар в любом случае не одобрили и не поддержали похода Феанора в Эндорэ), не является рядовым и обычным эльфом. Равно как и его сын. И пытаться вас сломать или уничтожить, это как колоть орехи редкими драгоценными камнями - можно, но крайне глупо. Я допускаю, вы хотели нас победить, когда шли сюда. Однако это не вышло так, как вам хотелось. Потому что при всех ваших достоинствах, которые я не отрицаю, у вас не было главного в войне - информации о противнике. Вы пришли на чужую территорию, на которой действуют определенные законы и правила. И на которой уже есть хозяева. И при имеющихся предлагаемых обстоятельствах наши шансы на победу неимоверно выше, и ты сам это прекрасно понимаешь, хотя, возможно, из принципа и станешь отрицать. Так вот, так, как вы хотели, у вас не вышло. Поэтому не остается ничего иного, кроме как рассмотреть иные варианты. Я говорил тебе об этом с самого начала, но ты не пожелал, а правильнее сказать, не смог тогда меня услышать. Поэтому повторю теперь.
Армия, потерявшая командира, ослаблена. Твои братья не смогут адекватно справиться с ситуацией, как бы тебе ни хотелось думать, что это не так. Они растеряны, в их рядах нет единства. Они беспокоятся о вашей судьбе, но ничем не смогут вам помочь. Однако именно это сделает их менее внимательными и более уязвимыми. Тем более, что у вас нет ни карт, ни данных, а наша разведка давно уже в вашем лагере... Если они решат атаковать Ангбанд, они все погибнут, рано или поздно. И вы с отцом умрете в застенках, в муках и безвестности. Глупо и бесперспективно.
Темный остановился как раз за спинкой стула и продолжил, глядя прямо на собеседника:
- Если вы не можете победить нас, вы можете решить вопрос иначе. Я показал тебе хотя бы приблизительно, что значит участь узника в Твердыне, хотя в действительности она намного хуже. Теперь я предлагаю тебе иную роль. Ту, которая и подобает принцу нолдор. Вы можете стать нашими союзниками. Разделить с нами власть, земли, занять достойное себе место и сохранить жизни. Много жизней. Возможно, вам даже удастся прекратить войну, которую мы ведем веками. И заметь, вам не предлагают стать рабами, что очевидно неприемлемо для вас и не особо нужно нам. Вам предлагают сесть по другую сторону стола. Твой ошейник сейчас хоть и настоящий, но выполняет чисто символическую роль. Одно твое слово, и ты избавишься от него навсегда, а этот стул станет твоим. Поверь, более щедрого предложения, чем войти в наши ряды на равных, невозможно придумать. И его никто еще никогда не получал. Видишь, мы не стремимся вас унизить. Мы предлагаем сотрудничество. Взаимовыгодное и уважительное.
Эталдет замолчал, ожидая ответа на свою длинную тираду, которую намеревался произнести еще три недели назад, но тогда не сложилось. Теперь же аттракцион неслыханной щедрости наконец был запущен. И, в общем-то, разумный ответ был только один.

Найденыш слушал молча. И именно это позволило Эталдету так увлечься своим монологом, что он не обратил ни на что больше внимания, полагая, что все идет так, как надо. Ему, естественно, надо. Он слишком сосредоточился на содержании своих слов, которые готовил уже давно, но которые при этом были тем редким случаем, когда темный говорил своему пленнику то, что сам думал на самом деле. Он не играл. Он был совершенно искренен, делая поистине королевское предложение. Предварительно сделав все возможное, чтобы получить правильный ответ. Ошибки быть не могло. и все же...
Когда остроухий негромко заговорил, что тоже само по себе не предвещало, а как раз выглядело положительным признаком, майа был уверен в том, что услышит. Настолько уверен, что поначалу просто опешил и не поверил своим ушам. Он по-прежнему стоял там же, где и был, опираясь на спинку стула, и молча смотрел на собеседника даже не с удивлением - с недоверием, сомневаясь, видимо, в том, что правильно понимает квенья. Слова складывались во фразы, но сознание отказывалось их принимать. Потому что они были... неправильные. Не те. Это было невероятно, глупо, а главное - непонятно. Как будто бы ты сделал привычное и всем понятное действие, а в ответ получил совершенно несоответствующую ему реакцию, и теперь усиленно пытаешься понять, в своем ли уме твой собеседник, ты сам и вообще, что такое происходит в этом мире.
- Но... почему? - не удержался майа от вопроса, который единственный крутился у него на языке. - Я не понимаю, ПОЧЕМУ ты отказываешься? Невозможно отказаться... - Вопрос прозвучал как риторический, в ответ на собственные мысли, однако Эталдет многое бы отдал, чтобы услышать на него ответ. И это очень четко прозвучало в тоне его голоса. Он действительно хотел понять то, что не проходило в его сознание ну вот никаким боком. Он думал, думал лихорадочно и из-за всех сил.
Слова Найденыша прозвучали не с вызовом или ненавистью, как это бывало часто, а были какими-то спокойно-усталыми, будто бы остроухий твердил какую-то истину уже в сотый раз, а собеседник был настолько туп, что не мог ее уразуметь. И последней каплей во всем этом было его имя, впервые озвученное узником вслух. Это имя придало словам остроухого вес и значимость. А главное, назвав темного по имени, как равного себе, Найденыш тем самым как бы принял на себя предложенную роль, вступил в переговоры и именно в ходе этих переговоров отказался. Это уже не была яростная попытка выразить свои юношеские эмоции. Это был ответ. Сделанный в свою очередь и по всем правилам заданной игры. И именно это заставило Эталдета наконец-то поверить в услышанное, перестав считать, что он ослышался. И тут же на смену удивлению и растерянности пришло осознание того, что вот сейчас ему было нанесено серьезное личное оскорбление. Ведь это ЕГО предложение остроухий посмел отвергнуть! Раздражение поднялось глухой волной, так резко, что даже отразилось на выражении лица, хотя длилось это всего несколько мгновений, потому что темный быстро взял себя в руки и с глухой угрозой в голосе, но все еще стараясь делать вид, что спрашивает из чистого любопытства, поинтересовался:
- Ты отказываешь лично мне или тебя не устраивает предложение в целом? Не знаю, чем я заслужил такое к себе отношение, ибо я до сих пор ни разу не позволил себе ничего предосудительного в твой адрес. Разве нет? - Руки Эталдета непроизвольно сжались на спинке стула, как будто бы он собирался сломать его или запустить им в заключенного. Однако стул остался на месте, а майа зло закончил:
- И я хочу услышать ответ на свой вопрос.

Отредактировано Эталдет (2015-08-16 21:29:46)

Раздражение ушло почти так же быстро, как и появилось. Эталдет охотно принял, что никто не собирался его оскорблять еще и потому, что это был один из немногих случаев за его многовековую практику, когда узник ДЕЙСТВИТЕЛЬНО мог его лично задеть, и задеть притом очень сильно. Обычно майа не проявлял непрофессионализма и не позволял себе воспринимать работу иначе, чем просто работу. Он мог кричать, злиться, даже убить, но всегда это были эмоции, которые темный себе позволил. В строго отведенное им самим время и в желаемой им форме. На самом деле пленные трогали его мало, если не сказать, совсем не трогали. А чаще всего злость и раздражение были исключительно показными, выполняя устрашающую или воспитательную функции. Найденыш был исключением с самого начала и продолжал им оставаться до сих пор. Вложенные в него усилия, надежды, ожидания были сугубо личными и просто удачно совпали с приказом Мелькора попытаться завербовать младшего Феаноринга. Даже если бы такого приказа не было, Эталдет сделал бы все возможное, чтобы его получить. Или же действовал бы самостоятельно в рамках своих довольно широких полномочий, если вопрос касался именно узников Твердыни. И теперь решив, что Найденыш не оценил его усилий, майа моментально вспыхнул, но тут же получив четкое опровержение (по крайней мере, ответ, позволяющий его так трактовать), сразу же успокоился. Желание поверить было слишком велико, чтобы оставить сомнениям хоть малейший шанс. Да и не в характере темного было сомневаться в себе.
Он успокоился. Узник тоже не выражал особо бурных эмоций, что по-прежнему оставляло беседу в рамках делового разговора. И именно поэтому Эталдет не собирался сдаваться, ведь разговор еще продолжался, а значит, победа еще очень возможно и даже с огромной долей вероятности могла (и должна была) остаться за ним. Он принял ответ собеседника, на этот раз вполне всерьез, но при этом был уверен, что сможет еще его изменить. Ведь он добился главного – разговора. Если бы остроухий кричал, ругался, фонтанировал эмоциями, как это делали некоторые его сородичи, или же ушел в глухую оборону, отказавшись разговаривать вообще, как это делали другие, вопрос был бы потерян. Это бы значило, во-первых, что Найденыш был такой же как и все, а значит, усилия изменить что-то были тщетными по определению. А во-вторых, эффективно работать можно было только с тем, кто позволял втянуть себя в дискуссию, то есть по сути открывал себя для воздействия и переубеждения.
Пока же Эталдет сдаваться не собирался. Хотя, надо было признать, что если до этого он играл с пленником, играл с самого начала, четко, планомерно, расчетливо, то теперь игра была закончена, и темный вел себя так, как на самом деле чувствовал и мыслил. Может быть, никогда он не был так открыт к собеседнику, ибо в Ангбанде это было, мягко говоря, не принято. Да и не был Эталдет таким уж коммуникабельным по сути своей. Просто позволив себе однажды включить в свои отношения с Найденышем личный интерес, теперь он зашел слишком далеко. И задавая свои вопросы, он, конечно, стремился одержать в споре верх, но кроме того, очень хотел понять, уловить то, что пока что уверенно от него ускользало. И это далеко выходило и за рамки задания, и за рамки его привычного отношения к пленным. Невольно в определенный момент позволив в своем сознании Найденышу быть похожим на себя, Эталдет теперь очень остро ощущал эту связи и не мог просто так смириться с тем, что что-то неожиданно забуксовало.
- Послушай, - сказал наконец темный негромким голосом, в котором, вопреки обычному, сквозило недоумение и мучительная жажда получить ответ. Впервые он был действительно искренним и даже не пытался этого скрыть. – Я просто хочу понять… Я изложил тебе свою позицию внятно и аргументированно и делал это постоянно с самого момента нашего знакомства. Я допускаю, что ты можешь ее не разделять, но я хочу понять – почему. Что именно тебя не устроило в моем предложении? Я не просил тебя никого предавать, убивать и выдавать секреты, то, от чего вы все традиционно отказываетесь. И этот отказ я еще могу понять, хотя и не всегда одобряю. Я не предложил тебе роли униженного раба, которую можно принять, только совершенно отчаявшись. Я это понимаю. Но я предложил тебе встать в наши ряды на равных, я предложил достойные условия и не могу понять, чем конкретно они тебя не устраивают?!
Майа помолчал и добавил, как будто размышляя вслух или споря с самим собой:
- Оказавшись в реальной пыточной, через месяц ты перестанешь адекватно воспринимать окружающую действительность, через два у тебя не останется ни одной целой кости, через год ты, возможно, забудешь как тебя зовут… Возможно, я один из немногих, кто точно знает, как именно это будет происходить, без пафоса и красивых слов. Я многократно изучал этот процесс… Я ЗНАЮ... И я не понимаю, не могу даже представить, РАДИ ЧЕГО я бы смог сознательно согласиться на это на твоем месте, если бы у меня были иные варианты. ЧТО может заставить психически здоровое существо выбрать долгую и мучительную смерть для себя и своих близких, отказываясь от весьма выгодного предложения?! Скажи мне, что это, если тебе дано видеть нечто, скрытое от других! Открой мне свою истину, если ты знаешь ее! Возможно, я тоже смогу ее постичь, и это что-то изменит.

Эталдет выслушал немногословный ответ пленника внимательно, как будто на самом деле ожидал услышать великое откровение. Однако с каждым словом его лицо постепенно темнело. Значит, на все его старания остроухий щенок решил ответить парой предложений?! И это все? Он правда так думает?!
Майа задержал взгляд на Найденыше, коротко, всего на несколько мгновений, потому почти невозможно было заметить мелькнувшую в нем угрозу и недовольство. А также разочарование и насмешку. Потом неожиданно, быстрым движением темный схватил за спинку стул, на который опирался, пока стоял и говорил, и со всего размаху саданул им по центру стола так, что все стоявшие там предметы разлетелись в разные стороны. Стул удар выдержал, и недовольный этим Эталдет не останавливаясь шибанул им об стену так, что мебель наконец то разлетелась в щепки. а майа брезгливо отбросил от себя оставшиеся обломки и отряхнул руки. В проеме двери мелькнули орочьи морды. Мелькнули и исчезли - нарываться никому не хотелось, а их пока не звали.
Учиненного разгрома темному показалось мало, потому что он несколько мгновений помедлил, а потом одним движением перевернул и стол, отбрасывая его в угол и наблюдая, как остатки нетронутой трапезы, выжившие после встречи со стулом, окончательно полетели на пол.
- Закончим мы этот разговор тогда, когда я посчитаю нужным это сделать, - резко ответил майа, глядя на собеседника в упор, находясь при этом явно вне зоны его досягаемости. - Пару мгновений назад ты отказался от своего права. На все. Мне странно, потому что ты не произвел на меня впечатления идиота, а все же я ошибся. Потому что только безмозглый идиот, ограниченный и неспособный пользоваться своими мозгами, может сделать то, что сейчас сделал ты. Можно подумать, у тебя на самом деле есть какие-то серьезные причины так поступить! Можно предположить, что ты хорошо подумал, прежде,  чем отвечать! Если бы! Ты отказываешься отвечать потому лишь, что тебе попросту нечего мне сказать, - Эталдет повышал голос с каждым словом, и фразы его ложились хлестко, со злостью и раздражением. Никогда раньше он не позволял себе так разговаривать с Найденышем. - Строишь тут из себя непонятно что, в героя играешь, а на самом деле ты как был мальчишкой. неспособным сложить два и два, так им и остался. Мой урок не пошел тебе на пользу, как я вижу. Желаешь продолжения или перестать тратить на тебя время и силы и отдать палачам?

Отредактировано Эталдет (2015-08-17 21:25:18)

Ни оскорбления, ни учиненные разрушения не принесли темному облегчения. Он окинул взглядом комнату, но кроме уничтоженной мебели и его самого в ней оставалась еще только кровать и сидящий на ней пленник. Переворачивать ее при данных условиях показалось, видимо, Эталдету все же некоторым перебором, хотя в крайнем раздражении, в котором он находился, вполне возможно, он бы справился и с этой задачей. И все же майа отвязался от мебели и устремил свой взгляд на Найденыша. Взгляд, в котором можно было явственно прочитать непреодолимое желание убить, немедленно, собственноручно и с особой жестокостью. Похоже, перед глазами темного как раз в этот момент пронеслось несколько возможных и наиболее желаемых вариантов, потому что он даже неосознанно дернул кистями рук, то ли сжимая кулаки, то ли привычно разминая пальцы перед работой.

Определенно, это был счастливый день для Найденыша, потому что тот факт, что он (по своим, конечно, причинам, но сути это не меняло) не принялся объясняться или оправдываться, а в ответ на оскорбления нашел в себе силы подавить эмоции и промолчать, совершенно точно спас ему жизнь. Или по крайней мере, избавил от очень больших неприятностей, ибо скажи он хоть что-то резкое в ответ, Эталдет бы не сдержался. Слишком личным был вопрос. И слишком долго копилось и нарастало напряжение. Слишком много душевных сил, в отличие от обычной рутинной работы, было потрачено, чтобы взрыв теперь не оказался таким, что мог смести все вокруг, в том числе и самого темного. Он редко (если не сказать, почти никогда) не срывался в ущерб работе, за это и был особо ценим начальством. Позволить себе лишнее майа мог ровно тогда, когда это вполне можно было себе позволить, а потом просто списать в убытки, не особо сожалея. На этот раз случай был иной. И неизвестно, чем бы обернулось для самого темного, если бы он неожиданно представил своему повелителю труп принца нолдор с объяснениями, что он, мол, меня вывел, я не хотел. Может быть, и простили бы с учетом личной незаинтересованности Мелькора в этом пленнике и немалых былых заслуг Эталдета. А может быть и нет. Проступок был серьезный, а Темный Вала непредсказуем и быстр на расправу в свою очередь.

И все же в данный момент майа просто не был способен думать именно об этом. Точнее, он помнил о возможном наказании, но жажда крови была стократ сильнее, и он готов был платить. Любую цену, но только чтобы заехать наконец по этой наглой рыжей морде, кулаком, с размаху, чтобы брызги крови разлетались в разные стороны. И бить до тех пор, пока остроухий перестанет шевелиться. А еще лучше, спустить его сейчас в пыточную и обеспечить себе несколько часов работы, тяжелой, но творческой, которая принесет удовлетворение и желаемое облегчение, чтобы ослабило скрученную внутри пружину, отпустило немного, и можно было свободно вздохнуть.
Эталдет уже почти склонился к этому варианту, медленно начиная поворачиваться к двери, чтобы позвать орков и отдать приказание. Он уже перебирал в уме, с чего начать в первую очередь, и эти кровожадные планы не преминули отразиться даже в выражении его лица, ставшем в миг предельно жестким. Губы сжались в тонкую ниточку, а в глазах блеснул недобрый огонь.

Короткая команда на темном наречии, и орки в количестве трех штук моментально влетели в комнату, как будто только и ждали, когда их позовут. Они уставились на своего хозяина, но перед тем не удержались от соблазна бросить взгляд на остроухого и злорадно улыбнуться – наконец-то эта тварь допрыгалась и сейчас точно огребет и разделит судьбу несчастной мебели, разбросанной вокруг, ибо злить шефа – еще никому с рук безнаказанно не сходило. Особенно пленным. Морды у них и без того были мерзкие, а с сиянием отвратительных улыбочек на них так и вообще вызывали отвращение. Орки ждали команды, как говорится, на низком старте, скрывая свое нетерпение настолько лишь, чтобы самим не нарваться и не попасть под горячую руку. Они не сомневались ни в команде, ни в том, что она незамедлительно последует. Эталдет уже открыл было рот, чтобы ее отдать, увидев по их мордам, что они его поняли и без слов.
И именно в их глазах он четко увидел отражение того, что сейчас будет дальше. Он понял, внезапно осознал со всей неотвратимостью, что если спустится сейчас в пыточную, уже не сможет остановиться. Он слишком хорошо себя знал в этом плане, знал, когда можно еще добавить, а когда одна капля переполнит чашу, и ты окажешься не у черты, как мгновение до этого, а далеко за чертой, уже абсолютно не контролируя ни себя, ни ситуацию. Иногда он себе это позволял. Но не было силы, способной остановить его ТАМ, за чертой. Ни страх, ни разум, ни логика, ни долг – ничего, только эмоции, отпущенные на свободу. И самому ему уже неподвластные. И тогда Найденыш умрет. Долгой и мучительной смертью (хотя при таком накале страстей, возможно, не особенно долгой). Его не будет больше. Будут истерзанные останки, которые даже отец родной не сможет идентифицировать. Будет удовлетворение. Возможно. Спадет напряжение и отпустит злость. Но завтра, когда ему захочется в очередной раз доказать ушастому, что он неправ, взглянуть в наглую рыжую морду, придумать ему очередной урок, - всего этого уже не будет. Никогда. Игрушка будет сломана и утеряна навеки. Майа никогда не задумывался о смерти как о потере, ибо ему было некого и нечего терять, кроме себя самого. И вот теперь он неожиданно ощутил, что не хочет сломать свою игрушку даже чтобы доставить себе удовольствие. Она дорога ему. Слишком дорога, чтобы расстаться с ней прямо сейчас. Потом – возможно. Но сейчас - нет.
- Убирайтесь! – рявкнул Эталдет на лыбящихся орков, те удивились, но возражать не стали, и их сдуло в одно мгновение. Темный обернулся, бросил на пленного короткий взгляд, полный одновременно разочарования и удовлетворения от того, что смог сдержаться, на последней черте, но смог. Однако сдерживаться было все-таки нелегко, поэтому майа громко хлопнул дверью и без слов покинул помещение. В коридоре послышался его громкий раздраженный голос, раздающий то ли указания, то ли обвинения и упреки, возможно, напополам с пинками. После чего за дверью засуетились, и в замке щелкнул ключ – излишняя мера, ибо цепь все равно не пускала узника далеко от кровати. А потом стало тихо.

Отредактировано Эталдет (2015-08-18 14:48:30)

Весь следующий день и всю ночь после этого Найденыша никто не беспокоил. Эталдет просто ушел и хлопнул дверью, велев сторожить. Орки и сторожили, не горя ни малейшим желанием проявлять инициативу сверх меры. Им-то что, они делают ровно столько, сколько приказали. Чего усердствовать зазря, а инициатива, к тому же, наказуема. Охранники сменялись по установленному графику, потому что им нужно было есть, пить и спать.
Майа в этот момент был где-то далеко отсюда. Сначала он, естественно, снимал стресс, найдя себе менее ценного несчастного, которого было не жалко, и на котором можно было выместить если не все, то хотя бы половину накопленной злости. Это помогло, но не в полной мере. Тогда Эталдет решил воспользоваться иным своим излюбленным способом для улучшения настроения себе любимому. Он не так часто вообще покидал Ангбанд. Однако очень любил поехать куда глаза глядят на не самом покладистом волколаке, вымотать до предела его и себя, но продолжать бессмысленно колесить окрестности, остро балансируя на взаимодействии с уставшим и разозленным до грани чудовищем. И все же заставить его подчиняться, вопреки его желанию.
Так он провел почти весь оставшийся день. Последний день текущей эпохи. Эталдет, конечно, не мог об этом знать, но утром следующего дня Эндорэ повергла в шок очередная новость - вторая за прошедшую неделю - на небосклоне с какой-то радости появилось еще одно светило, которое было гораздо ярче и необычнее того первого. Второй, менее шокирующей, но не менее важной новостью было возвращение Майрона, о котором Эталдет узнал уже постфактум, когда приехал. И судя по отсутствию подробностей, с возвращением тоже не все было в порядке. Таларет, который успешно доложил в последний раз о приближении к лагерю, больше на связь не выходил. Да и не должен был без особой нужды. А считать новое светило знаком или нет, темные пока не особенно поняли. Приговоренные к казни пока до нее по всем расчетам не доехали. Скептически относящийся к возможному вмешательтству Стихий Эталдет не особенно паниковал, но задуматься все же пришлось.

В общем, дел у темного было много, самых разных. И про какого-то там принца нолдор, брошенного на цепи в запертой комнате без капли воды и продовольствия, просто забыли. До этого его регулярно кормили орки, которым вменялось в обязанности кормить пленных по камерам. Но теперь он не был в камере, довольствие ему не было назначено и, что важнее, указаний насчет него не поступало. Поэтому охрана у дверей молча сменялась, но внутрь не то, что никто не заходил, - заглядывали и то мельком. Только совсем от скуки или чтобы удостовериться, что узник на месте, не сбежал и не подох. А то мало ли.

Впрочем, новое светило или что-то иное слегка отрезвило Эталдета и напомнило ему о том, что рожденные живые существа могут при определенных обстоятельствах сдохнуть без посторонней помощи, лишив его самого всяческого удовольствия. Не желая, впрочем, все еще видеть Найденыша лично, он отправил вместо себя своего подчиненного, в отсутствие Таларета все того же птицеподобного целителя. Едкого и молчаливого.

Итак, уже ближе к вечеру 22-го дня пребывания принца нолдор в Твердыне и к концу второго дня его заточения в этой комнате, щелкнул замок, дверь распахнулась и внутрь ввалились трое необычно молчаливых и мрачных орков и целитель вслед за ними. Еще пара орков - охранники камеры - остались на пороге, т.к. комната их всех просто бы не вместила. Вошедшие твари остановились у стены, ожидая приказаний и с вялым любопытством разглядывая комнату. А целитель молча и внимательно уставился на пленника, держа в рука кружку определенно с какой-то жидкостью. Никакого сочувствия, естественно, в глазах не было. Только плохо скрываемое недовольство и сухой интерес специалиста.

Целитель окинул пленника оценивающим взглядом. Тот сидел на кровати, прислонившись спиной к ее спинке и почти не отреагировав на вошедших. Видимо, забывчивость Эталдета в данном случае пошла на пользу, и пленника удалось хоть немного, но угомонить. А что он думал, жить он здесь будет припеваючи, что ли? Впрочем, целитель не особо вникал в дела, которые его не касались. Выполнял свою работу и больше никуда не лез. Узник был измучен, но опасности для жизни не наблюдалось - мог, в принципе, и еще посидеть, ничего бы не случилось. Физически крепкий пока еще, молодой, что ему будет-то. Но приказ был, и его нужно было выполнить. И чем скорее, тем быстрее отвяжешься.
Майа заметил взгляд, брошенный на кружку в своей руке и криво усмехнулся, даже не пытаясь это скрывать. Однако и выжидать лишнего он тоже не стал, равно как и комментировать происходящее тоже. Он шагнул ближе к пленнику, практически вплотную к кровати и протянул кружку эльфу чуть ли не под нос.
- Пей! - коротко и сухо приказал он. - И лучше пей сам, не заставляй вливать силой. Потом тебя отведут в камеру, где ты получишь еще такую же кружку  и пожрать. Или предпочитаешь остаться здесь и дожидаться, когда начнешь грызть ножки кровати и маяться галлюцинациями?
В кружке была явно не вода, но пахла она довольно приятно, распространяя аромат заваренных трав по всей комнате.

Ответ целителю, естественно, не требовался. Он просто по обыкновению ставил в известность о своих намерениях в отношении пациента, давая себе возможность считать, что выбор - по-хорошему или по-плохому - был предложен, а за последствия своего выбора отвечали уже сами узники, а никак не майа. Его руки были кристально чисты. Даже в тех случаях, когда его методы лечения мало чем отличались от работы палача. Но его это, как правило, не особо интересовало. Главное - максимально эффективное выполнение приказа. Цена при этом значения особого не имела. Впрочем, в данном конкретном случае он вовсе не намеревался причинять пленнику никакого особого вреда. Ему было приказано определить и минимизировать ущерб от обезвоживания, что он и сделал. Остальное его касалось мало. Целитель даже не стал дожидаться пока эльф допьет, по опыту зная, что раз уж согласился в принципе, то уже не сможет бросить на середине, не допив. Это слишком трудно, да и в данном случае ничем не оправдано. Майа молчком отошел к двери, а орки поспешили, в свою очередь, к кровати, рассчитывая выиграть время, пока остроухий занят содержимым своей кружки. Один подошел с одной стороны кровати, заняв место целителя, двое обошли с другой стороны. Переглянувшись, видимо, для координации своих действий, орки одновременно постарались ухватить пленного с двух сторон, чтобы совместными усилиями стянуть с кровати. Третий в этом не участвовал, нырнув куда-то к самому изголовью кровати и ковыряясь в механизме, который крепил к нему цепь от ошейника. В противном случае пленного пришлось бы выносить отсюда вместе с кроватью, а этого конвоиры себе явно не желали. Да и приказа такого не было. Целитель со скучающим видом стоял у дверей, как будто дальше его происходящее уже не касалось. Он даже приказов не отдавал. Ушел бы уже, но похоже, был обязан проследить за всем лично.